Через соседнее окно мужчина прощается с женой, зажигалка сломана, он говорит тихо-тихо: "Береги себя", я щелкаю зажигалкой, ни искорки, она не слышит, четыре минуты до отправления поезда, я щелкаю и щелкаю, и боюсь поднять глаза, смотрю только на сигарету, три минуты до отправления, щелк, щелк, на платформе уже никого нет. Мужчина поворачивается ко мне с зажигалкой, я не успеваю поблагодарить, он стучит по стеклу и повторяет: "Береги себя!", через клубы дыма я смотрю на твое лицо в последний раз, поезд трогается, мужчина уходит, проводник, держащий в руках фонарь, подмигивает мне, я не ухожу.
Белорусский Лаки Страйк крепче в несколько раз, но в качестве сувениров стоило бы привозить мне пули, трогательный мальчик-поэт превращается в чудовище за пять встреч, уже не забивается в угол, напропалую врет, язвит, разбирается в тонкостях "Американского психопата", прекращает бриться, читает Буковски, а я только глажу его по голове за каждую циничную шутку, выбираю виски минским анимешникам, обещаю научить его еще и норвежским матам, мы отбираем друг у друга бальзам Биттнера и пьем из горла, ехидничаем в два голоса, гадко улыбаемся. Но на ступеньках он сжимает мою руку сильнее, потому что знает, как мне больно, в метро закрывает от людей собой, прощает то, что я засыпаю при нем каждые два часа, просыпаюсь и снова засыпаю. Мы переглядываемся, придумываем свой символ для обозначения пиздеца, ладонью по горлу - слишком однозначно, просто сложить пальцы сердечком, мама шепчет на кухне: "Настя, он очень хороший мальчик, если что - соглашайся, соглашайся", просит его разбудить меня утром, проводить до Академии, проследить за моей учебой. Меня бы с радостью убил любой его знакомый, на обложке моего дневника в седьмом классе было написано на латыни "Ложь во спасение правде равносильна", убийство во спасение загубленной души не преступление, по всему городу реклама Норвегии, и я говорю ему: "Давай уедем на Фареры не через пять лет, не в мае, а сейчас, давай", любой рядом с нами лишний, в книжном мы прочитываем все путеводители, спорим, сколько денег можно собрать, если играть на Белорусском вокзале песни Рыбака на скрипке, про Минск не хочется думать вообще, но часы на Пушкинской показывают именно белорусское время, но билеты на вокзале зачем-то еще есть. Мы договариваемся покупать обратные билеты друг другу каждый раз, купить второй сборник Мудиссона и меняться, потому что я приеду в ноябре, он приедет через две недели, второй сборник покроется новыми пятнами кофе и крови, он вернется, вернется, но почему же тогда так горько осознавать, что билеты есть, что моих денег хватает даже на плацкарт, что кассирша ничего не перепутала, и ровными буквами - Москва-Минск, а у меня колени подгибаются.
Через соседнее окно мужчина прощается с женой, зажигалка перестала работать именно тогда, когда ты зашел в вагон, стекло очень грязное, и я узнаю тебя только по сердечку из пальцев, поезд уходит в 23.34, полночь, я иду по платформе и пою, завтра голоса все равно не будет, ни одного милиционера, женщина сует мне десять рублей, я пою: "Я от пачки сигарет и рисунка на стекле передам тебе привет, мальчик, плачущий во сне", вместе со сдачей от билета хватает на две пачки, но русский Лаки Страйк не такой крепкий.
Записывай, Кирмаш, урок номер один - "Ka i hellvette?".